В первую Отечественную войну 1812-го года, как известно, силы объединённой Европы под командованием величайшего военного гения эпохи Наполеона вторглись в пределы нашей Родины. Значительно уступая численно, наша армия была вынуждена отступать. Русские полководцы во главе с Барклаем Де Толли умело раз за разом оставляли Наполеона, рассчитывавшего в одном сражении уничтожить русскую армию, ни с чем. И, в конечном итоге, измотав врага и даже сдав на время Москву, не оставили от миллионной армии и следа, размазав тонким слоем по бескрайним просторам нашей страны.

История, известная всем и каждому, даже не самым любознательным школьникам. И вот, недавно я услышал вопрос, вкратце звучавший так: «А почему советские генералы не научили свои войска отступать, не попадая в окружения? Почему царским генералам в 1812-м это удалось, а советским в 1941-м нет?»

Признаться, данный вопрос поставил меня в тупик. По той причине, что такие вещи вроде бы очевидны, и не должны нуждаться в дополнительном объяснении; они должны восприниматься чуть ли не на подсознательном уровне. Но раз весьма неглупый и уважаемый мною человек подобный вопрос задаёт то, значит, не столь всё очевидно. Следовательно,  написать этот текст всё-таки необходимо.

Как минимум, на мой скромный взгляд, некорректно сравнивать события, происходящие с интервалом в полтора века, за которые невообразимым образом изменились как организация армии, тактика и вооружение, так и в целом уровень развития человечества.

На деле же, существует одно слово, сполна объясняющее такое различие в ходе двух Отечественных: это отнюдь не генералы, отнюдь не репрессии, отнюдь не качество техники. Всё это второстепенно. Ключевое же слово — Подвижность.

Можно бесконечно сравнивать личностные качества генералов, стойкость русского-французского-немецкого солдата, но принципиально для нас совершенствование средств передвижения, от первой железной узкоколейки до сотен тысяч грузовиков «Опель Блиц».

Уже начиная с прусско-австрийской войны железные дороги начали оказывать значительное влияние на события на фронте, позволяя обладающему более развитой сетью сообщений развёртывать армии и перебрасывать войска быстрее своего противника, что давало решительное преимущество в инициативе. (1)

Первая мировая стала апогеем влияния железных дорог на ход военных действий, что особенно остро проявилось на Восточном фронте, когда немцы свободно перебрасывали целые корпуса с запада на восток и обратно за считанные дни, в то время как русская армия страдала от бедности коммуникациями, и полагалась, в первую очередь, на конную тягу.

Помимо существенной роли, сыгранной железными дорогами, уже тогда наметились смутные очертания будущего — в критический момент битвы на Марне французы мобилизовали для переброски дивизии 600 Парижских такси. В дальнейшем роль автомобиля лишь возрастала; недаром немецкие наступления 1918-го года отчасти называли «победой автомобиля над железной дорогой», поскольку благодаря автомобилям французы перебрасывали подкрепления быстрее, чем германцы могли развить успех прорывов. (2)

В первую Отечественную войну, 1812-го года, русская пехота отступала от пехоты французской. Подвижность армий была в общем и целом на сопоставимом уровне, но, если разобраться, то подвижность войск Наполеона была ощутимо меньше ввиду того, что его миллионная армия была вынуждена опираться на удалённые базы снабжения, продвигаясь по враждебной опустошённой территории, что ещё болеше увеличивало значение обозов, тылов. Разорённая местность не могла кормить захватчиков, а единственное средство транспорта — лошади — не могли справиться с задачей обеспечения всё удаляющихся от границы войск. Армия противника постоянно вела изнурительные аръергардные бои, за время которых основная масса русских сил всегда успевала выйти из-под удара.

Не в силах была пехота наступающая угнаться за пехотой отступающей. Как характерный пример, стоит привести сражение у  Дрездена в кампании 1813-го года, в котором отдельный корпус армии Наполеона, долженствующий замкнуть окружение русско-прусской армии, сам, в свою очередь, оказался окружён отступающими, поскольку не успел перехватить ключевой перевал, оказался зажат между корпусами отступающей армии, и был уничтожен. (3)(4)

Кавалерия же эпохи Наполеона не была способна удержать в кольце окружения пехоту, не имея достаточных огневых средств. Она была способна вести преследование, устраивать наскоки на отдельные части, обозные колонны, но сдержать атаку организованной пехоты была не в силах.

Классическим примером служит сражение под Красным, в котором 6 тысяч пехотинцев дивизии генерала Неверовского несколько часов организованно отходили под градом атак кавалерии маршала Мюрата, до 15 тысяч числом. Несмотря на столь внушительное превосходство в силах, сломить сопротивление русских так и не удалось — дивизия благополучно прорвалась в Смоленск.

И даже непосредственно на поле боя кавалерия имела успех, как правило, против измотанной длительным боем, «прореженной» и дезорганизованной огнём артиллерии, либо же просто молодой и нестойкой пехоты. Пехота же свежая, стойкая, кавалерийские атаки, как правило, благополучно отбивала. (5)

Первая мировая война, несмотря на возросшую роль железных дорог, не дала ни одного случая действительного окружения крупных войсковых формирований, за исключением Танненберга, когда противник сам всеми силами способствовал тому, чтобы его войска были окружены.

Наиболее характерны здесь две попытки осуществить операцию на окружение, обе на Восточном фронте. Западный фронт всилу значительной концентрации огневых средств и путей сообщения манёвренные действия исключал полностью.

Первая операция была проведена в ноябре 1914-го года под Лодзью. Германская группа генерала Р. Фон Шеффер-Бояделя  (XXV резервный корпус и 3-я гвардейская дивизия), введённая в разрыв между русскими 1-й и 2-й армиями, сама, в свою очередь, оказалась в окружении; и лишь благодаря разгильдяйству генерала Ренненкампфа, не сумевшего должным образом сорганизовать действия своих войск, ей удалось не только выйти из окружения, но и увести с собой  обозы, всех раненых, а также 6 тысяч русских пленных и трофеи — 64 орудия и 39 пулеметов.

Пехота германцев, несмотря на внезапность атаки, не смогла  окружить пехоту  русских, имея для того все возможности в виде разрыва фронта и низкого оперативного искусства русского командования. В свою очередь русские, имея все шансы окружить находящихся в своём тылу немцев, не смогли сделать этого. Пехота обладала большой ударной мощью, особенно при поддержке тяжёлой артиллерии, но не обладала достаточной манёвренностью для развития прорыва, чтобы упредить отступающего врага. (2)

Даже во время тяжелейших поражений Великого отступления 1915-го года германо-австрийские войска ни разу не смогли окружить более или менее крупную часть русской армии (гарнизоны изолированных крепостей, разумеется, на в счёт). Под градом ударов генералу Алексееву удалось осуществить планомерный отход всего русского фронта, пусть и ценой больших потерь, особенно пленными, из планировавшегося немцами огромного «котла» в Польше.

Вторая попытка была предпринята в сентябре 1915-го года, на излёте общего наступления австро-германских сил на Восточном фронте. В ставке Кайзера уже готовились к отражению ожидавшихся наступлений англо-французов на Западе, но командовавшие германскими силами на Востоке генералы Гинденбург и Людендорф решили нанести ещё один удар до того, как у них отберут войска для переброски на Западный фронт.

Операция вошла в историю как Свенцянский прорыв. На сей раз германцы решили использовать единственное имевшееся на то время средство оперативного развития прорыва, — кавалерию, собрав максимально возможную конную массу, поддержанную пехотой. 9 сентября манёвренная группа была введена в прорыв между Двинском и Вильной и направлена на Вилькомир — Свенцяны.

К 19 сентября отряд конных егерей пробился до линии Минск — Смоленск, и даже испортил железнодорожные пути в районе ст. Смолевичи. Три ключевые железнодорожные магистрали, на которых держалось снабжение занимавших фронт под Вильно дивизий, оказались под непосредственной угрозой германцев.

Но, почти совершив желаемое, немцы были остановлены. Имея большие манёвренные возможности, кавалерия не обладала достаточной ударной силой. Пусть, в отличие от эпохи Наполеоновских войн, кавалерия и получила ощутимую огневую мощь, но в пешем бою кавалерийская дивизия была равна по силе всего-навсего пехотному батальону, не говоря уже об отсутствии тяжёлой артиллерии. Даже такое незаменимое средство, как пулемёт, до изобретения тачанки представляло собой тяжёлый вьюк, перемещаемый на шести лошадях. Артиллерия же, как правило, ограничивалась лёгкими 75-мм орудиями, которые были малопригодны для подготовки атаки. Ярчайшим примером тому служит бой у местечек Краупишки — Каушен в августе 1914г., в котором 70 спешенных эскадронов русских при 42-х орудиях безуспешно пытались взять штурмом деревни, обороняемые шестью немецкими батальонами. (6)

Под Свенцянами германская пехота не успевала за рвущейся в тыл русским кавалерией; отважными действиями аръергадрдов она была задержана, а затем, путём целенаправленных контрударов, остановлена. Исходный план операции потерпел крах: резервы перебрасывались Ставкой русского командования на угрожаемое направление быстрее, чем с боями к нему подходила пехота врага, а самостоятельно кавалерия могла справиться только с отдельными тыловыми частями и маршевыми батальонами. Вместо попытки окружения для германцев во весь рост встала проблема спасения углубившихся в русский тыл войск, которые сами могли оказаться в ловушке, как группа фон Шеффера годом ранее.

Уже 21-го сентября кавалерийская группировка (насчитывавшая к тому моменту уже 6 дивизий) вытесняется наступлением с трёх сторон прибывших из резерва по железным дорогам корпусов, и угроза окружения 10-й армии ликвидируется; прорвавшиеся немецкие дивизии с большими потерями отходят обратно, практически на ту же линию, с которой и начинался прорыв (2)(6)

К началу Второй Мировой возможности для ведения манёвренной войны кардинально изменились.

Под конец предыдущей войны в руках Антанты появилось новейшее наступательное средство, под названием Танк. Межвоенный период добавил к нему  Грузовик, Быстроходный тягач, Бронетранспортёр. В умелых руках немцев всё это соединилось в танковые дивизии-корпуса-группы, которые обладали большой манёвренностью и столь же большой ударной силой.

Танки шли в бой под прикрытием сильной пехоты, перемещавшейся на бронетранспортёрах и грузовиках. Артиллерию подвозили быстроходные мощные тягачи, с воздуха танковые группы поддерживала авиация.

Помимо внушительного автопарка самих танковых корпусов, их манёвренность обеспечивали многочисленные транспортные части армейского подчинения, так называемый «Национал-социалистический автомобильный корпус» (НСКК).  Только в четырёх группах НСКК, находившихся на территории СССР (территориальный сектор «Восток»), было больше автомобилей, чем во всём Советском Союзе. (7)

Полагаю, ответ на вопрос, поставленный в начале темы, уже ясен читателю.

Пехота Кутузова отступала не от танковых групп Наполеона, способных в несколько дней, «исчезнув»  для разведки противника на одном участке фронта, возникнуть на совершенно другом фронте, и в два дня кардинально изменить всю стратегическую обстановку, как 2-я танковая группа Гудериана под Киевом.

Однако, несмотря на все перечисленные выше возможности немецких танковых групп, события на фронте далеко не сразу приняли катастрофический характер. За исключением Белостокского котла, предопределённого сложными условиями местности и силой подготовленного немцами удара (сразу две танковые группы рвались в тылы зажатых в лесисто-болотистой местности советских 3-й и 10-й армий), основные окружения 1941-го состоялись только в конце лета — начале осени. Почему так?

Потому что до поры до времени советское командование обладало средством парирования прорывов танковых групп — мехкорпусами. Да, пусть они были несовершенной организации, да, пусть старая матчасть была  изношена, а новая не была освоена. Пусть катастрофически не хватало грузовиков и тягачей. Но в руках у советского командования был инструмент, который задерживал ценой своей гибели прорывы немцев на сроки вплоть до двух недель (например, 16-й мехкорпус против 11-й танковой дивизии немцев под Бердичевым), за которые пехота, оказываясь в равной подвижности с пехотой противника, выходила из-под удара, закреплялась на новых рубежах и приводила себя в относительный порядок.

И лишь когда мехкорпуса оказались выбиты, катастрофа стала неизбежной — даже при самом упорном сопротивлении и самом умелом отступлении пехота физически не могла отходить быстрее, чем прорывались в тыл танки, чем обгоняла их мотопехота. (8)

В августе 1941-го года в целом подвижность немецкой армии стала гораздо выше, чем подвижность армии советской, которой даже рокировки войск между фронтами приходилось производить по железным дорогам через Москву. В то время как 2-я танковая группа Гудериана спокойно своим ходом перемещалась с фронта группы армий Центр в полосу группы армий Юг, чтобы замкнуть окружение под Киевом, и никто и ничто не был в силах этому манёвру помешать.

Симметрично, чем больше «стачивались» транспортные части, тем труднее становились попытки повторить успехи 41-го года в плане манёвра, а чем сильнее выбивалась опытная пехота, тем слабее становились ударные возможности танковых корпусов, несмотря на поступление новейшей бронетехники.

И не в стойкости русского солдата, не в качестве танков, не в умении генералов стоит в первую очередь искать виновника окружений 1941-го. Желающим оспорить этот тезис рекомендую попробовать «на своих двоих» обогнать автомобиль, а затем поискать виновных в неудаче своей попытки.

—————————

Список литературы:

1)  М. Драгомиров, «Австро-прусская война»

2)  М. Зайончковский, «Первая мировая война»

3) Е.В. Тарле, «Наполеон»

4) М. Богдановский, «История войны 1813 года за независимость Германии»

5) Ф. Энгельс, статьи по военной истории. Кавалерия.

6)  М. Оськин, «Крах конного блицкрига»

7) Е. Кочнев, «Автомобили советской армии»

8) А. Исаев, «Приграничное сражение 1941-го», «Котлы 41-го».